Апрель, 1. 89. 5 г. Фрейд. Предисловие ко второму изданию. Точное воспроизведение текста первого издания оказалось единственным приемлемым вариантом публикации в том числе и той части книги, которая принадлежит мне. За тринадцать лет, посвященных работе, взгляды мои настолько изменились, что невозможно было подкорректировать с учетом этих изменений прежний текст, не искажая его до неузнаваемости. Впрочем, у меня нет и повода для того, чтобы уничтожать документ, в котором запечатлены мои первоначальные представления.
Я и поныне не считаю их заблуждениями, а расцениваю их как первую похвальную попытку разгадать то, в чем удалось разобраться лучше лишь ценою многолетних усилий. Внимательный читатель сможет отыскать в этой книге ростки, из которых в дальнейшем развилось учение о катарсисе (о значении психосексуального фактора, инфантилизма, травмы и символики бессознательного). Да и любому, кто интересуется развитием психоанализа на основе катартического метода, я посоветовал бы начать с «Исследований истерии» и пройти весь тот путь, который я уже преодолел. Вена, июль 1. 90.
Фрейд. Предуведомление. О психическом механизме истерических феноменов. IЗаинтересовавшись одним случайным наблюдением, мы уже несколько лет изучаем всевозможные формы и симптомы истерии, стараясь обнаружить то, что послужило поводом для их появления, то происшествие, которое вызвало данный феномен впервые, зачастую много лет назад. В большинстве случаев при помощи простого, хотя и довольно обстоятельного опроса пациентов не удается достоверно определить эту отправную точку, отчасти из–за того, что речь нередко идет о переживаниях, обсуждать которые пациентам неприятно, но главным образом оттого, что они действительно об этом не помнят, зачастую не догадываются о причинно– следственной взаимосвязи побудительного происшествия и патологического феномена. Чаще всего необходимо подвергать пациентов гипнозу и под гипнозом вызывать воспоминания о той поре, когда симптом появился впервые; тогда удается отыскать наиболее точное и убедительное объяснение этой взаимосвязи.
Во многих случаях этот метод исследования позволил нам добиться результатов, ценных как в теоретическом, так и в практическом отношении. В теоретическом отношении они ценны потому, что убедили нас в том, что фактор случайности имеет куда большее значение для патологии истерии, чем принято полагать. Само собой разумеется, что при «травматической» истерии синдром вызван именно несчастным случаем, а если во время истерических припадков из слов пациентов можно заключить» что им каждый раз является в виде галлюцинации одно и то же событие, которое спровоцировало первый приступ, то и здесь причинно–следственная связь вполне очевидна. Более смутно видится положение вещей при других феноменах. Впрочем, судя по нашему опыту, самые разнообразные феномены, относящиеся к числу спонтанных, так сказать, идиопатических симптомов истерии, связаны с побудительной травмой столь же тесно, что и вышеназванные, понятные в этом отношении феномены.
Подобные побудительные моменты мы смогли выявить при невралгии и анестезии всевозможных видов и зачастую многолетней давности, при контрактурах и судорогах, истерических припадках и эпилептоидных конвульсиях, которые все исследователи принимали за настоящую эпилепсию, при petit mal. Несоответствие между многолетним истерическим симптомом и эпизодом, давшим повод к его появлению, аналогично тому, какое мы привыкли наблюдать при травматических неврозах; чаще всего в возникновении более или менее опасного патологического феномена и его существовании все последующие годы повинны события, произошедшие в детстве. Зачастую эта связь столь ясна, что вполне очевидно, почему данное происшествие спровоцировало возникновение именно такого и никакого другого феномена. В подобном случае его можно совершенно четко детерминировать тем, что дало повод к его появлению. Если обратиться к простейшему примеру, то так происходит в том случае, когда болезненный аффект, появившийся во время приема пищи, подавляется, а затем вызывает тошноту и рвоту, которая сохраняется в форме истерической рвоты на протяжении нескольких месяцев. Девушка, которая дежурит у постели больного, испытывая мучительный страх, погружается в сумеречное состояние, и пока рука ее, свисающая со спинки кресла, немеет, у нее возникает пугающая галлюцинация: в результате развивается парез.
Девушка хочет помолиться, но не может вспомнить ни слова из молитвы; наконец ей удается произнести детскую молитву на английском языке. Позднее, когда у нее развивается истерия в тяжелой форме со множеством осложнений, она может говорить, писать и понимать только по–английски, между тем как на родном языке в течение полутора лет не понимает ни слова. Тяжелобольной ребенок наконец уснул, мать напрягла всю силу воли для того, чтобы вести себя тише и его не разбудить; но именно из–за этого намерения она начинает («истерический дух противоречия»!) громко цокать языком.
В другой раз, когда ей опять нужно вести себя совершенно тихо, повторяется то же самое, и в результате у нее развивается тик, с тех пор на протяжении многих лет при волнении она всегда цокает языком. Вполне интеллигентный человек ассистирует врачам, когда его брату разгибают под наркозом коленный сустав, пораженный анкилозом.
В тот момент, когда сустав начинает с треском сгибаться, он сам ощущает сильную боль в коленном суставе, которая держится почти целый год, и т. Мы обследовали пациентов, для которых такая символизация стала обычным делом.